***
Бог и свобода — понятия полярно противоположные; люди верят в вымышленных богов, как правило, потому, что страшатся довериться дьяволу. Я прожил достаточно, чтобы понять, что руководствуются они при этом добрыми побуждениями. Я же следую основному принципу, который пытался заложить и в эту книгу: истинная свобода — между тем и другим, а не в том или в другом только, а значит, она не может быть абсолютной.
***
за цинизмом всегда скрывается неспособность к усилию — одним словом, импотенция; быть выше борьбы может лишь тот, кто по-настоящему боролся.
***
В потоке средиземноморского света мир был невыносимо прекрасен, но и враждебен. Он не очищал, а разъедал. Так на допросе направляют в лицо прожектор, и уже виднеется пыточный стол в соседней комнате, и уже понимаешь: прежнее твое «я» сейчас сотрут в порошок. Была в этом жуть любви, ее духовная нагота; ибо я влюбился в Грецию мгновенно, прочно и навсегда. Но было и противоположное, почти паническое чувство бессилия, унижения, словно эта страна оказалась и прелестницей, чьим чарам невозможно противиться, и высокородной гордячкой, на которую только и остается что смотреть снизу вверх.
***
Простить значит забыть.
***
Ибо вместе с прохладой весенней ночи в меня все глубже проникала мысль, что движим я вовсе не сердцем, а вкусом, что превращаю собственную смерть в сенсацию, в символ, в теорему. Я хотел не просто погибнуть, но погибнуть, как Меркуцио [26] . Умереть, чтобы помнили; а истинную смерть, истинное самоубийство необходимо постигает забвение.
***
Стихи и смерть, внешне противоположные, означали одно: попытку к бегству.
***
Он снова зажег лампу. Отрегулировав фитиль, выпрямился.
- Не стыдно вам ночевать у предателя родины?
- Род человеческий вы не предали.
Мы подошли к окнам его комнаты.
- Род человеческий - ерунда. Главное - не изменить самому себе.
***
ПРИНЦ И КУДЕСНИК
Жил-был юный принц. Он все принимал на веру и только три вещи на свете принять на веру не мог. Он не верил в принцесс, он не верил в острова, он не верил в Бога. Отец его, король, не однажды повторял, что всего этого просто не бывает. А коль скоро в королевстве не водилось ни принцесс, ни островов, да и Бог себя ничем не обнаруживал, юный принц с отцом соглашался. Но вот как-то раз принц сбегал из дворца. И очутился в соседнем
государстве. А там - что за диво! - острова виднелись с любого лукоморья, и на островах этих обитали чудные и поразительные созданья, которых он и про себя-то назвать побоялся.
Пока он искал лодку, на берегу ему встретился человек в парадном, чинчинарем, костюме.
- Неужто эти острова взаправдашние? - спросил у него юный принц.
- Конечно, взаправдашние, - ответил человек в парадном костюме.
- А кто те чудные и поразительные созданья?
- Истинные и безобманные принцессы, все поголовно.
- Так, получается, и Бог есть! - воскликнул принц.
- Я и есть Бог, - с поклоном ответствовал человек в парадном, чинчинарем, костюме.
Юный принц со всех ног помчался домой.
- Ага, вернулся, - сказал отец его, король.
- Я повидал острова, я повидал принцесс, я повидал Бога, - гордо заявил ему принц.
Король и бровью не шевельнул.
- Не бывает взаправдашних островов и взаправдашних принцесс, и Бога взаправдашнего не бывает.
- Но я же их видел своими глазами!
- Ну, скажи, как Бог был одет?
- Он был в парадном, чин чинарем, костюме.
- А рукава у пиджака закатаны?
Припомнил принц, что закатаны. Король улыбнулся:
- Это одеянье кудесника. Тебя провели.
И принц немедля устремился в соседнее государство, на тот самый берег, к тому самому человеку в парадном, чинчинарем, костюме.
- Отец мой, король, объяснил мне, кто ты таков, - с негодованием сказал ему принц. - Сперва ты провел меня, а сейчас не проведешь. Теперь-то я знаю, что и острова, и принцессы не взаправдашние - ты ведь кудесник.
Человек на берегу усмехнулся:
- Не я тебя провел, мальчик мой. В королевстве отца твоего полным-полно и островов, и принцесс. Но отец твой наслал на тебя чары, и ты всего этого в упор не замечаешь.
Призадумался принц и побрел себе восвояси. Пришел к отцу, посмотрел тому прямо в глаза:
- Ты что, папа, действительно не взаправдашний король, а всего лишь навсего кудесник?
Улыбнулся король и закатал рукава:
- Да, сынок, я всего лишь навсего кудесник.
- Выходит, тот, на берегу, - Бог.
- Тот, на берегу, - тоже кудесник.
- Но я хочу понять, что есть взаправду, что останется, когда рассеются чары.
- Когда рассеются чары, ничего не останется, - ответил король.
Пригорюнился принц.
- Убью себя, - сказал он.
Король чародейством призвал во дворец смерть. Встала смерть на пороге, поманила принца. Задрожал принц. Вспомнил острова, прекрасные, но невзаправдашние, вспомнил принцесс, невзаправдашних, но прекрасных.
- Ладно уж, - сказал, - вытерплю как-нибудь.
- Знай же, сын мой, - сказал ему король, - что и ты теперь вот-вот станешь кудесником.
***
Меня душила жажда увидеть Алисон. Увидеть. Чтобы вырвать у нее разгадку, чтобы... я сам не сознавал, что.
***
Ибо теперь главная загадка заключалась вот в чем: почему мне не позволяют увидеться с Алисон? От меня ждут каких-то действий, каких-то Орфеевых подвигов, открывающих путь в преисподнюю, где ее прячут... или сама она прячется. Меня испытывают. Но ясных указаний на то, что именно я должен совершить, нет. Несомненно, мне удалось отыскать вход в Тартар. Но это не приблизило меня к Алисон.
****
- Вы так и не собираетесь открыть мне ваши настоящие цели?
- Уже открыли.
- Сплошная ложь.
- А если иного способа говорить правду у нас просто нет? - Но, будто устав иронизировать, она потупилась и быстро добавила: - Я как-то задала Морису примерно тот же вопрос, и он сказал: "Получить ответ - все равно, что умереть".
***
Так ваше грандиозное представление было затеяно лишь для того, чтобы доказать мне, что я ничтожество, конченый человек?
- Вы когда-нибудь задумывались, зачем природе понадобилось создавать столько разнообразных форм живого? Это ведь тоже кажется излишеством.
***
- А ну-ка, послушаем, что вы понимаете.
- Что в наших несовершенствах, в том, что мы друг от друга отличаемся, должен быть какой-то высший смысл.
- Какой именно?
Я пожал плечами.
- Гот, что субъекты вроде меня в этом случае имеют шанс хоть немного приблизиться к совершенству?
- А до того, что случилось летом, вы это понимали?
- Что далек от идеала, понимал очень хорошо.
- И что предпринимали?
- Да, в общем, ничего.
- Почему?
- Потому что... - Я перевел дух, опустил глаза. - Я же не защищаю себя, каким был раньше.
***
Стихи и смерть, внешне противоположные, означали одно: попытку к бегству.
***
Он снова зажег лампу. Отрегулировав фитиль, выпрямился.
- Не стыдно вам ночевать у предателя родины?
- Род человеческий вы не предали.
Мы подошли к окнам его комнаты.
- Род человеческий - ерунда. Главное - не изменить самому себе.
***
ПРИНЦ И КУДЕСНИК
Жил-был юный принц. Он все принимал на веру и только три вещи на свете принять на веру не мог. Он не верил в принцесс, он не верил в острова, он не верил в Бога. Отец его, король, не однажды повторял, что всего этого просто не бывает. А коль скоро в королевстве не водилось ни принцесс, ни островов, да и Бог себя ничем не обнаруживал, юный принц с отцом соглашался. Но вот как-то раз принц сбегал из дворца. И очутился в соседнем
государстве. А там - что за диво! - острова виднелись с любого лукоморья, и на островах этих обитали чудные и поразительные созданья, которых он и про себя-то назвать побоялся.
Пока он искал лодку, на берегу ему встретился человек в парадном, чинчинарем, костюме.
- Неужто эти острова взаправдашние? - спросил у него юный принц.
- Конечно, взаправдашние, - ответил человек в парадном костюме.
- А кто те чудные и поразительные созданья?
- Истинные и безобманные принцессы, все поголовно.
- Так, получается, и Бог есть! - воскликнул принц.
- Я и есть Бог, - с поклоном ответствовал человек в парадном, чинчинарем, костюме.
Юный принц со всех ног помчался домой.
- Ага, вернулся, - сказал отец его, король.
- Я повидал острова, я повидал принцесс, я повидал Бога, - гордо заявил ему принц.
Король и бровью не шевельнул.
- Не бывает взаправдашних островов и взаправдашних принцесс, и Бога взаправдашнего не бывает.
- Но я же их видел своими глазами!
- Ну, скажи, как Бог был одет?
- Он был в парадном, чин чинарем, костюме.
- А рукава у пиджака закатаны?
Припомнил принц, что закатаны. Король улыбнулся:
- Это одеянье кудесника. Тебя провели.
И принц немедля устремился в соседнее государство, на тот самый берег, к тому самому человеку в парадном, чинчинарем, костюме.
- Отец мой, король, объяснил мне, кто ты таков, - с негодованием сказал ему принц. - Сперва ты провел меня, а сейчас не проведешь. Теперь-то я знаю, что и острова, и принцессы не взаправдашние - ты ведь кудесник.
Человек на берегу усмехнулся:
- Не я тебя провел, мальчик мой. В королевстве отца твоего полным-полно и островов, и принцесс. Но отец твой наслал на тебя чары, и ты всего этого в упор не замечаешь.
Призадумался принц и побрел себе восвояси. Пришел к отцу, посмотрел тому прямо в глаза:
- Ты что, папа, действительно не взаправдашний король, а всего лишь навсего кудесник?
Улыбнулся король и закатал рукава:
- Да, сынок, я всего лишь навсего кудесник.
- Выходит, тот, на берегу, - Бог.
- Тот, на берегу, - тоже кудесник.
- Но я хочу понять, что есть взаправду, что останется, когда рассеются чары.
- Когда рассеются чары, ничего не останется, - ответил король.
Пригорюнился принц.
- Убью себя, - сказал он.
Король чародейством призвал во дворец смерть. Встала смерть на пороге, поманила принца. Задрожал принц. Вспомнил острова, прекрасные, но невзаправдашние, вспомнил принцесс, невзаправдашних, но прекрасных.
- Ладно уж, - сказал, - вытерплю как-нибудь.
- Знай же, сын мой, - сказал ему король, - что и ты теперь вот-вот станешь кудесником.
***
Меня душила жажда увидеть Алисон. Увидеть. Чтобы вырвать у нее разгадку, чтобы... я сам не сознавал, что.
***
Ибо теперь главная загадка заключалась вот в чем: почему мне не позволяют увидеться с Алисон? От меня ждут каких-то действий, каких-то Орфеевых подвигов, открывающих путь в преисподнюю, где ее прячут... или сама она прячется. Меня испытывают. Но ясных указаний на то, что именно я должен совершить, нет. Несомненно, мне удалось отыскать вход в Тартар. Но это не приблизило меня к Алисон.
****
- Вы так и не собираетесь открыть мне ваши настоящие цели?
- Уже открыли.
- Сплошная ложь.
- А если иного способа говорить правду у нас просто нет? - Но, будто устав иронизировать, она потупилась и быстро добавила: - Я как-то задала Морису примерно тот же вопрос, и он сказал: "Получить ответ - все равно, что умереть".
***
Так ваше грандиозное представление было затеяно лишь для того, чтобы доказать мне, что я ничтожество, конченый человек?
- Вы когда-нибудь задумывались, зачем природе понадобилось создавать столько разнообразных форм живого? Это ведь тоже кажется излишеством.
***
- А ну-ка, послушаем, что вы понимаете.
- Что в наших несовершенствах, в том, что мы друг от друга отличаемся, должен быть какой-то высший смысл.
- Какой именно?
Я пожал плечами.
- Гот, что субъекты вроде меня в этом случае имеют шанс хоть немного приблизиться к совершенству?
- А до того, что случилось летом, вы это понимали?
- Что далек от идеала, понимал очень хорошо.
- И что предпринимали?
- Да, в общем, ничего.
- Почему?
- Потому что... - Я перевел дух, опустил глаза. - Я же не защищаю себя, каким был раньше.
***
... плотские утехи и совесть лежат в разных плоскостях.
***
- Основной принцип бытия - случай.
***
Воцарилось странное, почти извиняющееся молчание; словно она поняла, что во мне вспыхнула незваная ревность и что эта ревность оправданна; что властная связь, выстраданная общность существуют не только в моем воображении.
***
Байка про Марию-Антуанетту и мясника - скорее всего, легенда. В первых рядах черни к Версальскому дворцу подошел мясник. Размахивал ножом и вопил, что перережет Марии-Антуанетте горло. Толпа расправилась со стражей, и мясник ворвался в королевские покои. Вбежал в спальню. Она была одна. Стояла у окошка. Мясник с ножом в руке и королева. Больше никого.
- И что дальше?
Я увидел такси, едущее в обратном направлении, и махнул шоферу, чтобы тот развернулся.
- Он упал на колени и разрыдался.
Она помолчала.
- Бедный мясник.
- Кажется, то же сказала и Мария-Антуанетта. Она следила, как такси подруливает к нам.
- Главный вопрос: кого, собственно, оплакивал мясник? Я отвел глаза.
- А по-моему, не главный.
***
Возможно, Лилия де Сейтас предвосхищала законы взаимоотношений полов, какие установятся в двадцать первом веке; но чего-то не хватало, какого-то жизненно важного условия - как знать, не пригодится ли оно в двадцать втором?
***
Но кто знает - а вдруг за этой трусливо-подловатой жаждой походить на других, эгоистичным желанием, чтобы кто-то стирал тебе носки, пришивал пуговицы, удовлетворял твою похоть, восторгался тобой, готовил обед из трех блюд, и есть что-то стоящее, некое стремление к порядку, к гармонии?
***
Крупица надежды, право на существование - что еще нужно антигерою? Оставь его, говорит век, оставь на распутье, перед выбором: разве не в том же положении и человечество - оно может проиграть все, а выиграть лишь то, что имело; сжалься над ним, но не выводи на дорогу, не благодетельствуй; ибо все мы ждем, запертые в комнатах, где никогда не звонит телефон, одиноко ждем эту девушку, эту истину, этот кристалл состраданья, эту реальность, загубленную иллюзиями; и то, что она вернется - ложь.
***
- Основной принцип бытия - случай.
***
Воцарилось странное, почти извиняющееся молчание; словно она поняла, что во мне вспыхнула незваная ревность и что эта ревность оправданна; что властная связь, выстраданная общность существуют не только в моем воображении.
***
Байка про Марию-Антуанетту и мясника - скорее всего, легенда. В первых рядах черни к Версальскому дворцу подошел мясник. Размахивал ножом и вопил, что перережет Марии-Антуанетте горло. Толпа расправилась со стражей, и мясник ворвался в королевские покои. Вбежал в спальню. Она была одна. Стояла у окошка. Мясник с ножом в руке и королева. Больше никого.
- И что дальше?
Я увидел такси, едущее в обратном направлении, и махнул шоферу, чтобы тот развернулся.
- Он упал на колени и разрыдался.
Она помолчала.
- Бедный мясник.
- Кажется, то же сказала и Мария-Антуанетта. Она следила, как такси подруливает к нам.
- Главный вопрос: кого, собственно, оплакивал мясник? Я отвел глаза.
- А по-моему, не главный.
***
Возможно, Лилия де Сейтас предвосхищала законы взаимоотношений полов, какие установятся в двадцать первом веке; но чего-то не хватало, какого-то жизненно важного условия - как знать, не пригодится ли оно в двадцать втором?
***
Но кто знает - а вдруг за этой трусливо-подловатой жаждой походить на других, эгоистичным желанием, чтобы кто-то стирал тебе носки, пришивал пуговицы, удовлетворял твою похоть, восторгался тобой, готовил обед из трех блюд, и есть что-то стоящее, некое стремление к порядку, к гармонии?
***
Крупица надежды, право на существование - что еще нужно антигерою? Оставь его, говорит век, оставь на распутье, перед выбором: разве не в том же положении и человечество - оно может проиграть все, а выиграть лишь то, что имело; сжалься над ним, но не выводи на дорогу, не благодетельствуй; ибо все мы ждем, запертые в комнатах, где никогда не звонит телефон, одиноко ждем эту девушку, эту истину, этот кристалл состраданья, эту реальность, загубленную иллюзиями; и то, что она вернется - ложь.
***
Я молчал, не пытаясь дотронуться до нее. Вот она подняла голову; в лице, как в словах и голосе, ничего, кроме ненависти, страдания, женской обиды, накопившейся от сотворения мира. Но в глубине серых глаз я схватил и нечто иное, чего не замечал прежде, - или замечал, но боялся осознать? - отблеск естества, что не могли заслонить ни ненависть, ни обида, ни слезы.
Я молчал, не пытаясь дотронуться до нее. Вот она подняла голову; в лице, как в словах и голосе, ничего, кроме ненависти, страдания, женской обиды, накопившейся от сотворения мира. Но в глубине серых глаз я схватил и нечто иное, чего не замечал прежде, - или замечал, но боялся осознать? - отблеск естества, что не могли заслонить ни ненависть, ни обида, ни слезы.
No comments:
Post a Comment