***
Что вреднее всякого порока? - Деятельное сострадание ко всем неудачникам и слабым - христианство.
***
Моя проблема не в том, как завершает собою человечество последовательный ряд сменяющихся существ (человек - это конец), но какой тип человека следует взрастить, какой тип желателен, как более ценный, более достойный жизни, будущности.
Этот более ценный тип уже существовал нередко, но лишь как счастливая случайность, как исключение, - и никогда как нечто преднамеренное. Наоборот, - его боялись более всего; до сих пор он внушал почти ужас, и из страха перед ним желали, взращивали и достигали человека противоположного типа: типа домашнего животного, стадного животного, больного животного - христианина.
***
Совсем в ином смысле, в единичных случаях на различных территориях земного шара и среди различных культур, удаётся проявление того, что фактически представляет собою высший тип, что по отношению к целому человечеству представляет род сверхчеловека. Такие счастливые случайности всегда бывали и всегда могут быть возможны. И при благоприятных обстоятельствах такими удачами могут быть целые поколения, племена, народы.
***
***
Я называю животное - род, индивидуум - испорченным, когда оно теряет свои инстинкты, когда оно выбирает, когда оно предпочитает то, что ему вредно. История “высоких чувств”, “идеалов человечества” - может быть, именно мне нужно ею заняться - была бы почти только выяснением того, почему человек так испорчен. Сама жизнь ценится мною, как инстинкт роста, устойчивости, накопления сил, власти: где недостаёт воли к власти, там упадок. Я утверждаю, что всем высшим ценностям человечества недостаёт этой воли, что под самыми святыми именами господствуют ценности упадка, нигилистические ценности.
***
Что действует разрушительнее того, если заставить человека работать, думать, чувствовать без внутренней необходимости, без глубокого личного выбора, без удовольствия?
***
Оценим в должной мере то, что мы сами, мы, свободные умы, уже есть “переоценка всех ценностей”, воплощённый клич войны и победы над всеми старыми понятиями об “истинном” и “неистинном”. Самое ценное в интеллектуальном отношении отыскивается позднее всего. Но самое ценное - это методы. Все методы, все предпосылки нашей теперешней научности, встречали глубочайшее презрение в течение тысячелетий; из-за них иные исключались из общества “честных” людей, считались “врагами Бога”, презирающими истину, “одержимыми”.
***
Весь пафос человечества - его понятие о том, что должно быть истиной, чем должно быть служение истине - всё было против нас: каждое “ты должен” было до сих пор направлено против нас... Предметы наших занятий, самые занятия, весь род наш - тихий, осмотрительный, недоверчивый - всё казалось совершенно недостойным и заслуживающим презрения. - В конце концов, с известной долей справедливости можно бы было спросить себя: не эстетический ли вкус удерживал человечество в столь длительной слепоте? Оно требовало от истины живописного эффекта, оно требовало и от познающего, чтобы он сильно действовал на чувство. Наша скромность дольше всего претила его вкусу... О, как они это угадали, эти божьи индюки!..
***
Во всём мы сделались скромнее. Мы более не выводим человека из “духа”, из “божества”, мы отодвинули его в ряды животных. Мы считаем его сильнейшим животным, потому что он хитрее всех, - следствием этого является его духовность. С другой стороны, мы устраняем от себя тщеславное чувство, которое и здесь могло бы проявиться: что человек есть великая скрытая цель развития животного мира. Он совсем не венец творения, каждое существо рядом с ним стоит на равной ступени совершенства... Утверждая это, мы утверждаем ещё большее: человек, взятый относительно, есть самое неудачное животное, самое болезненное, уклонившееся от своих инстинктов самым опасным для себя образом, - но, конечно, со всем этим и самое интереснейшее!
***
Прежде придавали человеку качество высшего порядка - “свободную волю”; теперь мы отняли у него даже волю в том смысле, - что под волей нельзя уже более подразумевать силу.
***
“Чистый дух” есть чистая глупость: если мы сбросим со счёта нервную систему и чувства, “смертную оболочку”, то мы обсчитаемся - вот и всё.
***
Только после того, как понятие “природа” было противопоставлено понятию “Бог”, слово “природный”, “естественный” должно было сделаться синонимом “недостойный” - корень всего этого мира фикций лежит в ненависти к естественному (действительность!); этот мир есть выражение глубокого отвращения к действительному...
***
Но страдать от действительности - это значит самому быть неудачной действительностью...Перевес чувства неудовольствия над чувством удовольствия есть причина этой фиктивной морали и религии, а такой перевес даёт содержание формулеdecadence...
***
Конечно, если народ погибает, если он чувствует, что окончательно исчезает его вера в будущее, его надежда на свободу, если покорность начинает входить в его сознание, как первая полезность, если добродетели подчинения являются необходимыми условиями его поддержания, то и его божество должно также измениться. Оно делается теперь пронырливым, боязливым, скромным, советует “душевный мир”, воздержание от ненависти, осторожность, “любовь к другу и врагу”.
***
Добродетель должна быть нашим изобретением, нашей глубоко личной защитой и потребностью: во всяком ином смысле она только опасность.
***
Ничто не разрушает так глубоко, так захватывающе, как всякий “безличный” долг, всякая жертва молоху абстракции.
***
- Поступок, к которому вынуждает инстинкт жизни, имеет в чувстве удовольствия, им вызываемом, доказательство своей правильности, а тот нигилист с христиански-догматическими потрохами принимает удовольствие за возражение...
***
Добрый Бог, равно как и чёрт, - то и другое суть исчадия decadence. Как можно ещё в настоящее время так поддаваться простоте христианских теологов, чтобы вместе с ними декретировать, что дальнейшее развитие понятия о Боге от “Бога Израиля”, от Бога народа, к христианскому Богу, к вместилищу всякого добра, - что это был прогресс?
***
Христианство имеет в основании несколько тонкостей, принадлежащих Востоку. Прежде всего оно знает, что само по себе безразлично, истинно ли то или другое, но в высшей степени важно, насколько верят, что оно истинно. Истина и вера, что известная вещь истинна, - это два мира совсем отдельных, почти противоположных интересов: к тому и другому ведут пути, в основе совершенно различные. Знать это - значит на Востоке быть почти мудрецом: так понимают это брамины, так понимает Платон, так же каждый ученик эсотерической мудрости. Если, например, счастье заключается в том, чтобы верить в спасение от греха, то для этого нет необходимости в предположении, чтобы человек был грешен, но только, чтобы он чувствовал себя грешным. Но если вообще прежде всего необходима вера, то разум, познание, исследование необходимо дискредитировать: путь к истине делается запрещённым путём. - Сильная надежда есть гораздо больший жизненный стимул, чем какое бы то ни было действительно наступившее счастье.
***
Евреи - это самый замечательный народ мировой истории, потому что они, поставленные перед вопросом: быть или не быть, со внушающей ужас сознательностью предпочли быть какою бы то ни было ценою: и этою ценою было радикальное извращение всей природы, всякой естественности, всякой реальности, всего внутреннего мира, равно как и внешнего. Они оградили себя от всех условий, в которых до сих пор народ мог и должен был жить, они создали из себя понятие противоположности естественным условиям, непоправимым образом обратили они по порядку религию, культ, мораль, историю, психологию в противоречие к естественным ценностям этих понятий. Подобное явление встречаем мы ещё раз (и в несравненно преувеличенных пропорциях, хотя это только копия): христианская церковь по сравнению с “народом святых” не может претендовать на оригинальность. Евреи вместе с тем самый роковой народ всемирной истории: своими дальнейшими влияниями они настолько извратили человечество, что ещё теперь христианин может чувствовать себя анти-иудеем, не понимая того, что он есть последний логический вывод иудаизма.
***
По психологической проверке еврейский народ есть народ самой упорнейшей жизненной силы; поставленный в невозможные условия, он добровольно, из глубокого и мудрого самосохранения, берёт сторону всех инстинктов decadence - не потому, что они им владеют, но потому, что в них он угадал ту силу, посредством которой он может отстоять себя против “мира”.
***
Для той человеческой породы, которая в иудействе и христианстве домогается власти, т. е. для жреческойпороды, - decadence есть только средство: эта порода людей имеет свой жизненный интерес в том, чтобы сделать человечество больным, чтобы понятия “добрый” и “злой”, “истинный” и “ложный” извратить в опасном для жизни смысле, являющемся клеветою на мир.
***
Теперь,
когда с наградой и наказанием изгнана была из мира естественная причинность,
явилась потребность в противоестественной причинности; отсюда следует
вся дальнейшая противоестественность. Бог, который требует, - вместо Бога,
который помогает, советует, который в основе является словом для всякого
счастливого вдохновения мужества и самодоверия...
***
Что
означает “нравственный миропорядок”? То, что раз навсегда существует Божья воля
на то, что человек может делать и чего не может, что ценность народа и
отдельной личности измеряется тем, как много или мало он повинуется Божьей
воле; что в судьбах народа и отдельной личности воля Божья
оказывается господствующей, т. е. наказывающей и награждающей, сообразно
со степенью послушания.
***
Когда первой
общине понадобился судящий, сварливый, гневающийся, злостный, хитрый теолог
против теолога, она создала себе по своим потребностям своего “Бога”: без
колебания она вложила в его уста те вполне не евангельские понятия, без которых
она не могла обойтись, каковы: “будущее Пришествие”, “Страшный суд”, всякий род
ожидания и обещания.
***
Во всей
психологии “Евангелия” отсутствует понятие вины и наказания; равно как и понятие
награды. “Грех”, всё, чем определяется расстояние между Богом и человеком,
уничтожен, - это и есть “благовестие”. Блаженство не обещается, оно не
связывается с какими-нибудь условиями: оно
есть единственная реальность; остальное - символ, чтобы говорить о
нём...
***
Понятие
“Сын Человеческий” не есть конкретная личность, принадлежащая истории,
что-нибудь единичное, единственное, но “вечная” действительность,
психологический символ, освобождённый от понятия времени.
***
Ничего
нет более не христианского, как церковные грубые понятия о Боге
как личности, о грядущем “Царстве Божьем”,
о потустороннем “Царстве Небесном”, о “Сыне Божьем”, втором лицесв.
Троицы.
***
...словом
“Сын” выражается вступление в чувство общего просветления
(блаженство); словом “Отец” - само это чувство, чувство вечности, чувство
совершенства.
***
“Царство
Небесное” есть состояние сердца, а не что-либо, что “выше земли” или приходит
“после смерти”.
***
“Царство Божье”
не есть что-либо, что можно ожидать; оно не имеет “вчера” и не имеет
“послезавтра”, оно не приходит через “тысячу лет” - это есть опыт сердца; оно
повсюду, оно нигде...
***
Но его ученики были далеки от того, чтобы простить эту смерть, - что было бы в высшей степени по-евангельски, - или отдать себя такой же смерти с нежным и мягким спокойствием души... Всплыло наверх как раз в высшей степени неевангельское чувство, чувство мести.
***
- И
вот теперь всплыла абсурдная проблема: “как мог Бог допустить это!”
На это повреждённый разум маленькой общины дал такой же поистине ужасный по
своей абсурдности ответ: Бог отдал своего Сына для искупления грехов,
как жертву. Так разом покончили с Евангелием! Очистительная
жертва, и притом в самой отвратительной, в самой варварской форме,
жертва невинным за грехи виновных! Какое страшное язычество!
***
Теперь уже видно, чему положила конец смерть на кресте: новому, самобытному стремлению к буддистскому спокойствию, к действительному, а не только обещанному счастью на земле. Ибо - как я уже указывал - основным различием между обеими религиями-decadence остаётся то, что буддизм не обещает, но исполняет, христианство же обещает всё, но не исполняет ничего. За “благой вестью” последовала по пятам весть самая скверная: весть Павла. В Павле воплотился тип, противоположный “благовестнику”, гений в ненависти, в видениях ненависти, в неумолимой логике ненависти.
***
Евангелия ручаются сами за себя. Библия вообще стоит вне сравнения. Чтобы не потеряться здесь совершенно, прежде всего нужно помнить, что ты среди евреев.
***
”... Читайте Евангелия, как книги соблазна при посредстве морали: эти маленькие люди конфискуют мораль, - они знают, как нужно обращаться с моралью! Люди всего лучше водятся за нос моралью!
***
Теперь уже видно, чему положила конец смерть на кресте: новому, самобытному стремлению к буддистскому спокойствию, к действительному, а не только обещанному счастью на земле. Ибо - как я уже указывал - основным различием между обеими религиями-decadence остаётся то, что буддизм не обещает, но исполняет, христианство же обещает всё, но не исполняет ничего. За “благой вестью” последовала по пятам весть самая скверная: весть Павла. В Павле воплотился тип, противоположный “благовестнику”, гений в ненависти, в видениях ненависти, в неумолимой логике ненависти.
***
Евангелия ручаются сами за себя. Библия вообще стоит вне сравнения. Чтобы не потеряться здесь совершенно, прежде всего нужно помнить, что ты среди евреев.
***
”... Читайте Евангелия, как книги соблазна при посредстве морали: эти маленькие люди конфискуют мораль, - они знают, как нужно обращаться с моралью! Люди всего лучше водятся за нос моралью!
***
Христианин есть
тот же еврей, только “более свободного” исповедания.
No comments:
Post a Comment