Pages

Tuesday, December 14, 2021

"Мы" и "Другие": проблема идентичности в социальной антропологии

О самоопределении человека и понимании его существования в широком социокультурном контексте.



«Ни одна область антропологии не вызывает большего интереса среди широкой публики, чем та, что занимается исследованиями идентичности»

(Томас Х. Эриксен «Что такое антропология?»)

Наш курс открывался тезисами о том, что социальная антропология занимается изучением культурного разнообразия и позволяет человеку осмыслить и понять свою жизнь в современном мире. В этом материале, завершающем курс, мы сосредоточимся на одной из важнейших тем для современной социальной антропологии – идентичности, – так как именно исследования идентичности сфокусированы на проблеме самоопределения человека и понимания его существования в широком социокультурном контексте.

Что такое идентичность?

В современном обществе культурного супер-разнообразия [6] идентичность стала объектом внимания исследователей на культурном, социальном и политическом уровнях. В самом общем смысле, идентичность (лат. Identificare – отождествлять) представляет собой осознанное или неосознанное ощущение принадлежности к той или иной общности по определённым основаниям. Такие основания представляют собой свойства той или иной социальной группы, значимые для человека и принятые им.

Например, идентифицируя себя как «петербуржца»/«петербурженку» он/она не только признаёт факт проживания в Санкт-Петербурге, но и подчёркивает важность и ценность принадлежности к локальному сообществу, которое, в свою очередь, обладает определёнными свойствами – не имеет значения, мнимыми (вроде ежедневных походов в Эрмитаж и еженощного кутежа на улице Рубинштейна) или реальными (вроде сезонного аффективного расстройства осенью и зимой).

Несмотря на то, что мы, будучи людьми, обладаем свойствами, которые отличают нас друг от друга как биологических существ (например, форма носа, цвет глаз или кожи и др.), основная масса характеристик, которые мы используем для определения (идентификации) себя и других людей вокруг нас, обладают социальной природой – то есть они существуют как свойства определённой социальной группы, которые осознаются членами этой группы и являются для них значимыми с точки зрения разграничения «своих» и «чужих» («нас» и «других»):

«Социальная идентификация связана с тем, с какими группами соотносит себя человек, как люди устанавливают и поддерживают невидимые, но социально значимые границы между «нами» и «ими» [3, с. 208].


Говоря об идентичности, необходимо помнить о множественности различных социальных групп, принадлежность к которым человек может считать значимой для себя:

«В сложном обществе обеспечивать человеку чувство принадлежности могут многие социальные идентификации, например язык, место проживания, родство, гражданство, этническая принадлежность, семья, возраст, образование, политические взгляды, гендерная принадлежность, сексуальная ориентация, классовая и религиозная принадлежность.

Самыми главными из них являются гендер и возраст: нет таких обществ, где бы гендер и возраст не были социально значимы. Любая из этих идентификаций даёт человеку верное чувство принадлежности к группе» [Там же, с. 209].

Для социального антрополога, изучающего идентичность, это особенно важно, так как, принимая во внимание множественность идентичностей, исследователь может наблюдать, как человек осуществляет выбор той или иной идентичности в разных ситуациях взаимодействия с людьми из разных социальных групп.

Так, например, устраиваясь на работу в крупную компанию, человек, получивший высшее образование в топовом университете, будет апеллировать к своей идентичности выпускника высокорангового вуза – тем самым подчёркивая свою принадлежность к сообществу молодых профессионалов и, как следствие, факт владения навыками, которые приписываются молодым профессионалам в его сфере. Однако, например, в ситуации знакомства с приятелями своих друзей, этот же человек будет «включать» свою идентичность кошатника – ведь в веселой компании так здорово посмеяться над мемами с котиками:

«Причина, по которой меняется групповая принадлежность, состоит в том, что идентичность имеет относительный и ситуативный характер. Поскольку определить самого себя можно только по отношению к другим, вполне логично, что идентичность меняется в зависимости от того, с кем в данный момент общается человек» [Там же, с. 212].

Механизм инструментализации идентичности, её реляционный и ситуативный характер активно изучаются социальными антропологами. Однако никто не запрещает читателю после ознакомления с этим текстом понаблюдать за собой (или окружающими) и попробовать проследить за тем, как он или она «играет» той или иной идентичностью в разных ситуациях.


О значимости Другого

Проблема «Я» и «Другого» - одна из центральных в традиции западной философии. В социальной антропологии же эта тема получила развитие в рамках проблематизации этнической идентичности и, как следствие, взаимодействия этнических групп и их представителей.

В 1969 году был опубликован сборник научных статей «Этнические группы и социальные границы» под редакцией норвежского социального антрополога Фредерика Барта (1928-2016). Ключевая идея сборника, по словам Барта, была сфокусирована на «проблемах устойчивости этнических групп» [1, с. 9]. Антрополога интересовало то, каким образом выстраиваются и поддерживаются границы (то есть взаимная категоризация «мы» и «Другие») между различными этническими группами (то есть группами, которые обладают различной этнической идентичностью).

Один из ключевых тезисов Барта состоял в том, что группа начинает осознавать себя и приписывать себе определённую идентичность не в изолированном состоянии, когда она может апеллировать только к определенному «культурному инвентарю», а в ситуации активного взаимодействия с другими группами [Там же]. Именно в ситуации взаимодействия происходит взаимная категоризация и, как следствие, базовым принципом организации социальных границ становится «приписывание идентичности себе и приписывание ее другим» [Там же, с. 15]. Так, идентичность используется в качестве маркера «своего» и «чужого», или, как отмечает сам автор:

«В той степени, в которой акторы используют этнические идентичности, чтобы категоризировать себя и других с точки зрения возможного взаимодействия, они образуют этническую группу в указанном организационном смысле» [Там же].

При этом определить принадлежность отдельного человека или сообщества к той или иной этнической группе можно, основываясь на специальных “маркерах идентичности”, которые Барт назвал “диакритики”. Такими диакритиками могут быть предметы одежды, татуировки или даже сленг - словом всё, что символически будет указывать на принадлежность человека к той или иной группе.

Логика, продемонстрированная Бартом на примере этнических групп, показывает, что фигура Другого, отличного от «нас», является ключевой для актуализации идентичности - не только этнической, но и, например, профессиональной, гендерной, локальной и т.д. При этом необходимо помнить, что в ситуации взаимодействия «мы» и «Другие» важность приобретают существующие между этими двумя группами различия, но не любые, а те, которым приписывается социальная значимость.

«Идентичность строится скорее не на основании реально существующих различий, а на различиях, которые становятся социально значимыми постольку, поскольку люди их выделяют, и даже если эти различия полностью или частично выдуманы, действуют так, как если бы те на самом деле существовали» [3, с. 211].

Возвращаясь к примеру с петербургской идентичностью, можно его развить, вспомнив о том, что стереотипным Другим («чужаком») для Санкт-Петербурга является Москва, а для петербуржцев, соответственно, - москвичи. Так, достаточно легко себе представить, что приезжающие в столицу петербуржцы будут особенно активно чувствовать сопричастность именно к своему городу - к Петербургу.

Конечно, эти выводы нельзя экстраполировать на всех петербуржцев, но при этом нельзя не отметить, что этот пример хорошо иллюстрирует «логику» процесса идентификации и значимость Других для осознания себя и «своего» сообщества. Не менее хороши, конечно, и авторские иллюстрации художника Bird Born, чьи работы вдохновили автора курса на то, чтобы использовать в качестве примера кейс «Москва vs Питер».


Ещё один пример, иллюстрирующий значимость Другого для процессов групповой идентификации, взят из ставшей уже классической работы норвежского специалиста по международным отношениям Ивэра Ноймана «Использование “Другого”. Образы Востока в формировании европейских идентичностей» 1998 года. Ключевая идея Ноймана состояла в том, что на уровне взаимодействия национальных государств и целых регионов действует та же логика взаимной категоризации и идентификации, которую описывал Барт на примере этнических групп:

«Фундаментальное положение антропологического подхода о том, что отгра­ничение «Я» от «Другого» является активной и продолжающейся частью формирования идентичности» [2, с. 68].

Однако фокус Ноймана был направлен не столько на этничность, сколько на взаимодействие представителей различных регионов и то, как выстраиваются символические границы между регионами и конструируется региональная идентичность. Так, центральный тезис антрополога состоял в том, что для актуализации европейской идентичности необходим значимый «Другой», которым выступает обобщённый «Восток», противопоставляемый Европе:

«Восток» является «Другим» Европы, и это понятие используется для репрезентации европейских идентичностей» [Там же, с. 267].

Идентичность vs идентификация

Ключевой вопрос, лежащий в основе концепций идентичности, – «кем являемся “мы” по отношению к “Другим”» [5] – не является чем-то принципиально новым, как минимум, для философии, психологии и социологии. Однако, как уже было отмечено, в среде социальных антропологов концепции идентичности обрели популярность только в конце 1960-х – начале 1970-х гг. [Там же], и поэтому эта область исследований в рамках антропологии нередко подвергается критике – за свою «молодость» и неопределённость концептуального аппарата.

В частности, в 2000 году социальные учёные Роджерс Брубейкер и Фредерик Купер посвятили критике понятия «идентичность» целую статью под названием «За пределами “идентичности”» (“Beyond identity”). Основной тезис авторов состоит в том, что «идентичность» как аналитическая категория теряет свой потенциал, поскольку становится вездесущей (используемой при каждом удобном случае) и, как следствие, многозначной и неопределённой [4]. В качестве одной из альтернатив «идентичности» предлагается использовать понятие «идентификация», так как это непрерывный процесс, а не статичное состояние или вещь:

«<…> «идентификация» обращает внимание на сложные (и часто амбивалентные) процессы, в то время как термин «идентичность», обозначающий скорее состояние, чем процесс, подразумевает простое соответствие между индивидуумом и обществом» [3; 4, с. 17].

Хотя дискуссия о корректном употреблении понятий и, в целом, концептуального аппарата социально-антропологических исследований идентичности, продолжается и признаётся социальными учёными [3], «идентичность» как аналитическая категория продолжает использоваться в работах исследователей.


Послесловие автора

Итак, наш курс завершён. Заканчивая работу, хочется верить, что знакомство с материалами подогрело интерес читателей/читательниц к социальной антропологии. В целом, если автору удалось хоть на малую толику развеять миф об антропологии как науке о скелетах и черепах, то всё уже было не зря.

В качестве вишенки на торте хочется порекомендовать к прочтению книгу Томаса Хилланда Эриксена “Что такое антропология?”  (заглянуть в неё можно здесь), на которую было немалое количество ссылок в материалах курса. Конечно же, цитаты и перифразы не передадут всей полноты авторского текста, а потому работа Эриксена - must read для погружения в тему.

Полина Ваневская

No comments:

Post a Comment